Отсюда люди видны в соответствии с положением - мелко и беспорядочно перемещаясь, набиваясь в ползущие улитки-троллейбусы, скучиваясь вокруг бойко торгующих хлебом насущным и не очень собратьев, задерживаясь по двое на секунды или соединившись, вливаясь в толпу попарно, обитатели улицы участвуют в жизненном процессе. Продираясь по сугробам через лес хвойных и лиственных антенн, перемежаемых баобабами дымоходов, от одного берега своего воздушного острова к другому, я разноображу впечатления сменой декораций, но актеры тараканьего театра играют все те же роли, с завидным постоянством повторяя незамысловатые па однажды и на всю творческую жизнь выученного полонеза. Осветители из небесной канцелярии изображают, равно неумело, то ночь, то день, временами вывешивая слишком яркие звезды на слишком черном небе, временами забывая нарисовать горы на заднике невероятно солнечного дня - и под неправильно высоким небом по неправильно снежным улицам передвигаются неправильные люди, не соблюдающие порядка и на небо не глядящие. Не глядящие даже на уличных трехглазых суфлеров, робко пытающихся подсказать следующую фигуру вечного танца - кому нужны чужие советы, когда и так все движется, поет, гудит джазовыми переливами автомобильных гудков, и солист мерно и грустно выпевает свою за сердце берущую партию "жавели-и-и спирт".
Я слыхал, что раньше на этой сцене были в большой чести исторические драмы и человеческие трагедии, но теперь все чаще дают комедии и фарсы, да и те - не лучшего толка: игрушечные люди громко стреляют из ненастоящих пистолетов, беспорядочно бегают по каменным мостовым вычерченных неверной рукой улиц или собираются в пульсирующие сгустки подле вычурных шкатулок жилищ сильных сего крошечного мира, разворачивая простынки воззваний к правде и справедливости, выведенных буквами, знававшими лучшие времена молитв и летописей, но с тех пор пущенными в оборот и заметно потерявшими в цене. Сюжет прост и наивен, и роли знакомы со времени школьных уроков родной и чужой литературы: король и шут - и тот, и другой зачастую безумны, нищий, торговец, купец-толстосум, богато и бесвкусно одетый, отставной вояка, чиновник-лизоблюд, царственный философ и бродяга-трубадур, рассказывающий прохожим добрые сказки о светлой любви и благородной дружбе, о долгих скитаниях, о далеком и милом доме, о правде и справедливости, не столько ради замусоленных фантиков бутафорских денег, подаваемых случайными слушателями то ли в награду за старания, то ли в надежде, что замолчит, сколько ради искры в глазах услышавших и понявших его.
Нынче - праздник. В смешении вер и религий подмостки украшены гирляндами разноцветных огней, и чужие бородатые божки-шаманы правят бал восторга рождением нового бога и пошедшим на поправку светилом. Водруженное на сколоченную по случаю торжеств плаху праздничное дерево, увешанное, как лохмотья юродивого, блестящими побрякушками и заветными талисманами, пылает притворным огнем новогоднего фейерверка - не то Святое распятие на Голгофе, не то костер священной инквизиции, предающей смерти беснующихся язычников. А ночью в черном южном небе зажигается Вифлеемская звезда и перемигивается загадочно со своей копией на верхушке разряженной ели.
Кто-то смотрит на меня с соседней крыши. Лица не видно, но взгляд кажется знакомым.
| Назад | Вперед |