Истолченные каблуками прохожих остатки лета втоптаны в щели между камнями брусчатки, устремленные в небо метелки пирамидальных тополей уныло обнажены, термометр на здании оперного театра показал в шесть часов пополудни три градуса тепла, и, выйдя в полдень без куртки за пачкой сигарет, я достаточно продрог, чтобы обнаружить, что до начала зимы почти ничего не осталось. Почти ничего не осталось от бабьего лета, затянувшегося в этом году не на шутку. Пощурившись на скудное солнце и уговорив себя в том, что я разглядел за дымкой контуры Арарата, я обреченно отоварился бутылкой горячительного напитка и провел вечер в раздумьях об истине в вине.
Не помогло - на улице по-прежнему весьма зябко, а держащаяся вот уже четвертый день на отметке 38 температура моего довольно бренного тела к этой зябкости изрядно добавляет, особенно если провести вечер в лежа в безделье на диване, изголовье которого оборудовано удачно освежающим хмельную голову сквозняком. Мысленно спрашивая невидимого почтальона о том, не принес ли он писем из дальних стран, я получаю неизменный немой ответ, что письма, мол, пишут, чернила тратят, stay tuned. И я покорно стою настроенный, как фортепиано, довольно плохо настроенный правда, поскольку перепады температур и сквозняки отрицательно влияют на гармонию звука и натяжение струн.
Пить вредно. От принятия вовнутрь веселящей влаги кислосладкого вкуса язык и, можно сказать, руки распускаются, и, перечитывая написанное сегодня, я с уважением и завистью вспоминаю ту спартанскую, по сравнению с нынешней, немногословность, что свойственна мне в трезвом виде. Впрочем, нахождение предметов для зависти, уважения и подражания в себе самом оказывается иногда весьма приятным занятием.
Все то же солнце всходит надо мной,
Но и оно не блещет новизной.
| Назад | Вперед |