Севан

Поездка на Севан вспоминается отрывочно: выезжал из города по теплой и серой погоде, больше напоминающей московский октябрь, чем местные сюжеты; затем, выяснив у уставшего удивляться торговца никчемным товаром на развилке, какая из дорог ведет на Севан, стал подниматься по безнадежно однообразно идущему вверх серпантину, со знаками "камнепад" и одним сплошным крутым поворотом да учащающимися с высотой подростками, торгующими увязанными в причудливые гирлянды букетиками крокусов. Арагац по левую руку на очередном изгибе трассы обнаружился совершенно неожиданно, и выглядел сказочно - низ где-то в недостижимо-сизой мгле, верх - в тучах: в почему-то прозрачном воздухе видны все мелочи, каждая сама величиной с гору, по всей видимости, - если, не дай бог, луна сядет на землю, вид будет примерно такой же. По сторонам дороги, по обочинам, с позволения сказать, вдруг начали встречаться россыпи, которые я принял сначала то ли за смолу, то ли за уголь, и которые оказались абсидианом (или как пишется это слово) - вулканическим врагом моих шин.

Серпантин кончился, и началась полупустыня со снегом по сторонам и пронзительным ветром в низинах. Главное - не оглядываться назад, не то окаменеешь, как жена Лота - сзади белые горы и свинцовое небо, впереди - белые горы и свинцовое небо, хотя и с просветами и надеждой на то, что на Севане солнце - не знаю почему, я был уверен, что на Севане должно быть солнце (я даже думал, что можно будет искупаться, но не очень на это надеялся - впрочем, если бы озеро не было так безнадежно покрыто льдом, я бы полез в воду - в Клязьме я купался вскоре после ледолома, заработав таким образом свой первый радикулит). По бокам - пыльный крупнозернистый снег, лежащий неаккуратно расчесанными ветром прядями седых кудрей, да слегка скрашенный высаженными вдоль дороги тополями кустарник, напоминающий растительность на моей роже после трехдневного небрития и растущий вдоль ветра и в направлении к солнцу прямо на каких-то заплесневевших камнях, казалось, единственных существах, чувствующих себя комфортно.

Все начиналось постепенно, но неожиданно - по (уже настоящим) обочинам стали появляться изрядно проржавевшие таблички с надписями "хоровац кябаб", хоровац - еркатагирью, кябаб - кирилицей, а затем и укутанные люди возле унылых мангалов, приведенные в соответствие с этими табличками, то есть, не в том смысле, что из них - шашлык и кябаб, а в том, что у них.

У одного такого пункта общественного питания, состоящего из ужасно патлатого и румяного мужика неопределенного возраста, его "Волги", его мангала с его кябабом, шалаша, изготовленного из части кузова автофургона, и невесть откуда взявшегося фабричного производства прилавка, выкрашенного в защитно-зеленый цвет, и уставленного

яблоками
таном
кока-колой/фантой/прочей синтетической гадостью
суджухом
луком
помидорами
двумя бутылками араха, ну или как это написать по-русски,
каким-то невероятным количеством джермука

Я ел кябаб с аджикой, луком, помидором, яблоком и джермуком, и надо мной летала чайка. "Минчев урь эс гналю" (куда едешь?), - спросил меня любопытный, но предсказуемый в своем любопытстве мужик, и, стесняясь его испугать, а может, боясь удивить, я ответил по-армянски, "До пяти часов. Куда доеду до пяти, туда доеду - затем должен буду возвращаться, чтобы до темноты успеть в Ереван." "Эсорь пити ет гас? Эд инч еркар чампан кертас!" (Сегодня должен вернуться? Это ж какую длинную дорогу проедешь!) - вежливо удивился продавец кябаба, и сообщил, что до пяти часов я как раз доеду до Севана (24 километра, с его точки зрения), и я обрадовался тому, что чайка кружит неспроста.

Пошел дождь. Сначала вежливо, затем нагло; в пик его наглости у меня прокололась задняя шина, и, вымазавшись в грязи и начав приходить в неописуемый восторг от своего путешествия, я ее заменил; дождь к тому времени пошел на убыль.

Дальше помню смутно: то и дело дорожная полиция желала нам с плакатов счастливого пути, да по сторонам попадались недостроенные памятники местной скульптуры с летающими тетками, показывающими размахом рук, какую большую рыбу они поймали в Севане, и мужиками, над которыми эти тетки летали, настойчиво предлагавшими и мне туда поехать и попробовать поймать такую же. Слово Севан появлялось на указателях все чаще, было написано все настойчивее и все на большем количестве языков, хотя по-прежнему почему-то вместе с приглашением свернуть в Тбилиси, если что: мол там все же теплее, хотя и 251 километр. Город Гагарин я проехал, торжественно зачитав громко вслух и испугав стадо овец, выпасаемых на разделительной полосе по середине шоссе, "как удачно, что Гагарин не еврей и не татарин, не таджик и не узбек, а наш советский человек."

А потом меня пригласили (и поздравили с принятием приглашения) в последней на моем пути штат с мореходным гербом, горы на горизонте сгруппировались подозрительно обнадеживающим амфитеатром, а еще через километр-другой обнаружилось выставленное на всеобщее обозрение пособие для самостоятельных работ по географии этого штата - озаглавленная аршинными буквами "СЕВАНА ЛИЧ" карта с изображением озера и окрестности и без единой надписи - ни наименований населенных пунктов, ни названий рек. Чтобы враг не догадался. Таблички нагнетали обстановку: "севан, Севан, СЕВАН" потом зачеркнутый Севан, и стрелка с надписью "Дилижан". Я уже было расстроился тому, что не заметил озера, как вдруг моя душа успокоилась настолько, что я даже выматерился, прошу прощения: первым непосредственным признаком достигнутой цели оказался указатель "Городской пляж". И зеленая выпуклая поверхность впереди и справа под таки вышедшим из-за туч солнцем.

Невозможно передать словами.